Подземная Канцелярия - Страница 52

Ага, про свое новое увлечение я не забыл. Катаясь на машинах, мы таки дали два круга по МКАД, хотя Серега все время возникал, какого черта у него рябит в глазах от мелькающих фонарей. Потом я ему все объясню.

Геныч. Какого черта он приперся из Питера? Потому что я ему позвонил? Странно, он был приятным человеком и хорошим собутыльником, но своим близким другом я его не считал. Да и он меня, наверное, тоже. Но, раз уж он приехал, надо нанести ему визит вежливости.

Стоя в очередной московской пробке, я отзвонился на работу и взял отгул, наврав шефу, что поработаю над сайтом с домашней машины, чего, конечно, делать не собирался. Трафик-то платный.

Подъехав к любимому кабаку Геныча, я понял, что он уже внутри. Как? Путем несложного логического анализа. Прямо перед входом в ресторан стоял черный тонированный «Гелендваген» с питерскими номерами.

Стоянка была пустой в это время дня, так что я бросил свою машину рядом и вошел.

Хозяином «Дров» был выходец из маленькой, но гордой страны, расположенной высоко в горах, и звали его Тиграном, что не мешало ресторану быть закошенным под русский трактир начала позапрошлого века. Стены расписаны пасторальными фресками, мебель из грубо оструганных досок, официантки в национальных мини-юбках, традиционные блюда русской и европейской кухни и, как маленькая слабость хозяина заведения, великолепная подборка кавказских вин и коньяков.

Геныч сидел за столом вместе с каким-то незнакомым мне чуваком, очевидно доставившим его в столицу питерским водилой, и налегал на салаты.

Геныч был личностью яркой и запоминающейся В нем было под два метра роста, более ста килограммов живого веса, он носил короткую стрижку, кожаные штаны и полтора килограмма понтов. Разговаривал исключительно по понятиям, прилюдно чесался и рыгал, короче, вел себя как самый настоящий бандит, коим вопреки всему вышеперечисленному не являлся, хотя никого и никогда не смог бы в этом убедить. У него был вполне легальный бизнес, связанный с торговлей авиационным топливом, кроме того, в данное время он пытался построить пивоваренный завод.

Однако все люди, работающие в этой стране и имеющие более-менее приличные деловые достижения, крепко связаны с криминалом.

– Здорово, Гога! – заорал Геныч, едва завидев меня в дверях. – Подваливай!

Я и подвалил. Стол был заставлен яствами, среди которых превалировали салаты и шашлыки. Посреди всего этого великолепия стояла ополовиненная бутылка коньяка. Также на столе был один чистый прибор, очевидно, для меня.

– Гога, это Лева, Лева, это Гога, – представил нас Геныч. – Гога – это мой московский кореш. Лева – это мой питерский кореш. Это он меня сюда привез.

– Слушай, – сказал я, – как-то неудобно получилось, что я тебя сорвал…

– Да ерунда, – сказал Геныч. – У меня все равно в Москве дела.

– Кстати, о делах, – сказал Лева. Был он субтилен, интеллигентен и носил очки. При этом ездил на «Гелендвагене» и ходил в сшитых на заказ костюмах. Из вышеперечисленного я сделал вывод, что как раз он – настоящий бандит. – Я вас покину. Мне тут тоже кое-кого навестить надо. Приятно было познакомиться.

– Взаимно, – сказал я.

Звякни мне вечером, – сказал Геныч. – После питерской сауны необходимо навестить московскую баню. Для сравнительного анализа.

– Обязательно, – сказал Лева. – Позвоню, как только с делами разберусь.

– Знаю я твои дела, – сказал Геныч. – В «Дорожном патруле» посмотрю. Или в «Петровке, 38».

– Чур меня, – сказал Лева, пожал нам руки и отчалил.

– Хороший он парень. Сидим в бане, все как воланчики, вдрабадан, я говорю, мужики, мне в Москву надо. Он говорит, без базара, надо так надо. Водила – класс. Почти как ты. Пить будешь? – спросил Геныч.

– Буду, – сказал я.

Вообще-то я не сторонник алкогольных напитков, потребляемых днем, да еще и при наличии в ближних пределах собственного руля, но отказать Генычу в такой ситуации было бы невежливо. Хлопну, как говорится, рюмашку, из уважения.

– Что пьешь?

– Коньяк, – сказал Геныч. – Я всегда пью коньяк.

Он набулькал кавказского напитка – мне на два пальца, себе на целую ладонь, и мы сдвинули стаканы.

– Поехали, так сказать! – провозгласил Геныч тост. – Чтоб они сдохли.

Мы выпили. Геныч понюхал кусок шашлыка и положил его обратно на тарелку.

– А ты закусывай, – сказал он. – На меня не смотри. У нас весовые категории разные. Питие – это процесс решения пропорции относительно количества выпитого и массой твоего собственного тела. Если ты напился в дрезину, это не значит, что ты много выпил. Это значит, что ты мало весишь.

– Ага, – сказал я, отправляя в рот кусок заливной рыбы.

– У тебя проблемы? – спросил Геныч.

– Нет, а с чего ты взял?

– Ты пьешь, – сказал он. – А люди пьют либо когда у них проблемы, либо когда на душе хорошо.

– А может, мне хорошо, – сказал я.

– Не похоже, – сказал он.

– А ты почему пьешь?

– Я, – сказал Геныч, – являюсь исключением, подтверждающим правило. Я пью всегда.

– Да нет у меня особых проблем, – сказал я.

– А финансовые?

– Грех жаловаться.

– Личные?

– В смысле?

– В смысле жениться тебе надо.

– Пошел ты, – сказал я.

– Я-то пойду, – сказал он. – Я туда уже не один раз ходил, и, скажу я тебе, ничего интересного там нет. А жениться надо.

– Смысл?

– А фиг его знает, – сказал Геныч, хватая бутылку. —Так принято почему-то. Еще пить будешь?

– Пожалуй, воздержусь, – сказал я.

– Уважаю, граф, – сказал он. – Умеете вы вовремя останавливаться. А я буду.

Он вылил в свой стакан остатки коньяка, произнес: